Вчера мне снилось, что я была ведущей какого-то юмористического шоу, там было все в советских диванах, даже зрители там сидели. Я была второй ведущей, Ричард Старки - первым. Мы выдавали какие-то шутки, после каждой слышался рокот смеха зрителей. Пол Маккартни комментировал все эти шутки, сидя слева от меня, был серьезным. Джордж Харрисон был типа самым серьезным, но попросту рассерженным, типа такая у него роль. Он все время делал вид, что читает, а когда его просили что-то сделать, то выкрикивал "вот черт!" и делал как попало. Все это происходило в какой-то студии, прожекторы были сверху, я их видела, они даже горели. Зал был в темноте.
Я поняла, что сплю, когда шоу нужно было заканчивать, но последняя шутка не зашла. Я стала напряженно вспоминать какую-нибудь шутку или как забавно прокомментировать ситуацию. Тогда я поняла, что все происходит во сне, но не проснулась. Я сказала "ну, все, шоу окончено", послышались неуверенные хлопки. Пол сказал, что нужно поставить барабаны, чтобы Ричард мог после каждой шутке ударять по тарелкам. Я вспомнила, что Стю Ли говорил о том, что в 80-х стенд-ап комедианты стали потихоньку отходить от этой концепции, и хотела рассказать всем, но вспомнила про Леннона и спросила где он. Пол впервые за все шоу посмотрел на меня, и сон закончился.
Странный сон.
Завтра у меня день рождения. Я непередаваемо рада, потому что Лера согласилась прийти, и Лиза будет. Ох, как я рада! Все мои друзья вместе! Завтра закажу столик, чтоб точно все было. Немного волнуюсь даже.
Кажется, я становлюсь сентиментальной гетераской. Мечтаю о элегантном илитарном англичанине или французе. Начиталась гейской литературы и размечталась. Ох уж эти мечты, которые больше разочаровывают, чем вдохновляют. Читаю, например, Гибер Эрве "Путешествие с двумя детьми". Там есть один отрывок, который описывает всю мою боль из-за внешности. Я никогда не была никем любимой, у меня не было поклонников или парня, не было свиданий, обжиманий, поцелуев и прочего. Я чувствую из-за этого себя неполноценной уродкой. Аж слезы на глазах выступили. Так вот:
"Двое детей между собой дружат, и любовь взрослого, подаренная одному из них, немного Удаляет того от приятеля. Избранный ребенок больше не ходит в школу, он более красив, у него светлые пряди, родинки на шее, всегда украшенной золотом, он резв, как маленькое животное. Брошенный ребенок продолжает ходить в школу и страдает из-за потери товарища, этого ребенка менее всех можно напрямую назвать прелестным, у него что-то типа бельма на глазу, а лицо напоминает мордочку попугая; он бледнее и апатичнее, и, конечно же, именно его я решил возжелать, если здесь может идти речь о желании. Классическая красота первого лишь проявляет красоту уродства второго. Красота одного - боль другого, уродство одного - любовь другого. Вечером после нашей встречи, когда еще ничто не предвещало этого путешествия, я написал в дневнике: «из двух детей я выбираю того, чье очарование наименее очевидно, я буду целовать родимое пятно возле его глаза, его правое веко, которое плохо закрывается, все пятнышки на его бедрах и на затылке». Возлюбленный ребенок предъявил любви взрослого условие, что неприятный, некрасивый ребенок будет рядом. И, может быть, взрослый предложил мне поехать только, чтобы избавиться от нелюбимого ребенка и, поручив его мне, отдохнуть от его излишнего присутствия. Но я с удовольствием буду охранять его сны, буду его обмахивать, растирать его окоченевшие ноги."
Я поняла, что сплю, когда шоу нужно было заканчивать, но последняя шутка не зашла. Я стала напряженно вспоминать какую-нибудь шутку или как забавно прокомментировать ситуацию. Тогда я поняла, что все происходит во сне, но не проснулась. Я сказала "ну, все, шоу окончено", послышались неуверенные хлопки. Пол сказал, что нужно поставить барабаны, чтобы Ричард мог после каждой шутке ударять по тарелкам. Я вспомнила, что Стю Ли говорил о том, что в 80-х стенд-ап комедианты стали потихоньку отходить от этой концепции, и хотела рассказать всем, но вспомнила про Леннона и спросила где он. Пол впервые за все шоу посмотрел на меня, и сон закончился.
Странный сон.
Завтра у меня день рождения. Я непередаваемо рада, потому что Лера согласилась прийти, и Лиза будет. Ох, как я рада! Все мои друзья вместе! Завтра закажу столик, чтоб точно все было. Немного волнуюсь даже.
Кажется, я становлюсь сентиментальной гетераской. Мечтаю о элегантном илитарном англичанине или французе. Начиталась гейской литературы и размечталась. Ох уж эти мечты, которые больше разочаровывают, чем вдохновляют. Читаю, например, Гибер Эрве "Путешествие с двумя детьми". Там есть один отрывок, который описывает всю мою боль из-за внешности. Я никогда не была никем любимой, у меня не было поклонников или парня, не было свиданий, обжиманий, поцелуев и прочего. Я чувствую из-за этого себя неполноценной уродкой. Аж слезы на глазах выступили. Так вот:
"Двое детей между собой дружат, и любовь взрослого, подаренная одному из них, немного Удаляет того от приятеля. Избранный ребенок больше не ходит в школу, он более красив, у него светлые пряди, родинки на шее, всегда украшенной золотом, он резв, как маленькое животное. Брошенный ребенок продолжает ходить в школу и страдает из-за потери товарища, этого ребенка менее всех можно напрямую назвать прелестным, у него что-то типа бельма на глазу, а лицо напоминает мордочку попугая; он бледнее и апатичнее, и, конечно же, именно его я решил возжелать, если здесь может идти речь о желании. Классическая красота первого лишь проявляет красоту уродства второго. Красота одного - боль другого, уродство одного - любовь другого. Вечером после нашей встречи, когда еще ничто не предвещало этого путешествия, я написал в дневнике: «из двух детей я выбираю того, чье очарование наименее очевидно, я буду целовать родимое пятно возле его глаза, его правое веко, которое плохо закрывается, все пятнышки на его бедрах и на затылке». Возлюбленный ребенок предъявил любви взрослого условие, что неприятный, некрасивый ребенок будет рядом. И, может быть, взрослый предложил мне поехать только, чтобы избавиться от нелюбимого ребенка и, поручив его мне, отдохнуть от его излишнего присутствия. Но я с удовольствием буду охранять его сны, буду его обмахивать, растирать его окоченевшие ноги."